ГОЛОВА РАЗВЕДЧИКА САМЮЭЛЯ

[altsefraz]

Есть один сибирский фантаст, у него имеются неплохие залипухи. Но мне больше всего нравится вот эта. Она была опубликована в газете "День Сибири", но сейчас она же не выходит, чтоб рассказ не пропал, положу его сюда.

Редко так бывает, чтобы ты спокойно посидел за столиком — обязательно привяжется какая-нибудь тварь. Будет изливать свою гнусную душу и заказывать выпивку за твой счёт. С женщинами проще. Процедил сквозь зубы: я троюродную бабушку жду! — сразу отскочет. Надует свои ярко-красные губищи и пойдёт между столиков, вызывающе помахивая мохнатым малиновым шарфом и вихляя тугими бёдрами. Столик с закусками и напитками в полном твоём распоряжении, и если ты расположился где-нибудь в уголке, то можешь просидеть в одиночестве хоть весь день. А просто так! Мало, что ли, ты поработал в своей жизни? Ради чего? Отмеренный срок нужно прожить так, чтобы потом не ругать себя последними словами за то, что был ты ослом, работал как лошадь и получил минус дырку и минус бублик. Минус: здоровье, молодость и вера в себя. Единственный плюс – понимание тщеты всех усилий и, как следствие, неколебимое спокойствие чувств. Жизнь прожита, ничего уже не исправишь. Сиди тихонько в своём углу, наслаждайся покоем и неподвижностью. Ты заслужил этот покой и это равнодушие ко всему на свете.

Мысли ворочались в голове с грубоощутительной медлительностью. Я пропускал рюмку за рюмкой, время от времени окидывая взглядом окрестности. Всё было спокойно до поры. Пару разукрашенных девиц я удачно отшил своей репризой, а на завлекательные взгляды с соседних столиков так страшно пучил глаза, что больше этого не повторялось. Я мирно сидел, пил и закусывал, и мне уже начинало казаться, что я тут нахожусь один, а всё окружающее меня не касается и никак не задевает. На всей планете было лишь одно такое место – в подземном баре космопорта. Даже дома в полном одиночестве я никогда не был так спокоен. Я кожей чувствовал эту чудовищную биомассу, все эти миллиарды двуногих тварей, отделённых от меня тончайшей перегородкой. Кажется: ткни её пальцем – она и рассыплется. Ударь ногой входную дверь – и она с треском влетит внутрь твоей комнатки, и тогда конец спокойствию и остаткам счастья. Потому и приходил в этот бар едва ли не каждую неделю. Были бы у меня деньги, я бы сидел в нём круглосуточно. Но деньги, это такая таинственная материя, про которую нельзя сказать ничего определённого. Знаю только одно: чем больше ты экономишь и откладываешь на чёрный день, тем меньше у тебя шансов разбогатеть. А когда о деньгах вовсе не думаешь и швыряешь налево-направо, тогда они не переводятся, бренчат в кармане, шелестят в кошёлке и мирно дремлют на каком-нибудь депозите. Я это проверил на собственной шкуре и могу доказать. Несколько лет назад …

— Эй, приятель, можно у тебя приземлиться? — Отвратительный хриплый голос прозвучал над самой головой. Я резко обернулся и уже успел набрать полную грудь воздуха, но слова застряли у меня в глотке. Надо мной навис совершенно несуразный тип. Огромная лохматая голова держалась на тонком тщедушном тельце. Налитые кровью глаза смотрели нагло, в упор. Бычья шея, толстая у самых скул, по мере снижения утончалась и вытягивалась, словно расплавленное стекло, когда его растягивает стеклодув. И вот эта шея становится вполовину тоньше положенного и удивительным образом переходит в плечи подростка. Фигурка была сутулая, хрупкая и тщедушная.

— Ну что ж, приземляйся! — миролюбиво молвил я и показал взглядом на кресло с другой стороны стола. Я уже понял, что этот парень успел поднабраться как следует. И ещё меня пронзила одна смутная догадка.

Он обошёл вокруг стола и неторопливо сел. Всё это время неотрывно смотрел на меня мутным взглядом хищника. Словно хотел напугать. И я сделал вид, что испугался, а потом демонстративно перевёл взгляд на его хилые руки и впалую грудь и выразительно хмыкнул … Надо было видеть его лицо! И без того зверское, оно сделалось страшным. Ещё секунда, и он трахнул бы меня бутылкой по голове. Но я опередил.

— Выпьешь? — спросил я и быстрым движением взял со стола плоскую бутылку с настоящим кубинским ромом – полупрозрачным невесомым напитком с мягким желтоватым оттенком и непередаваемым вкусом, от которого голова наполняется светом, а в душу нисходит неземной покой.

Парень ответил не сразу. Таращил на меня правый глаз и стоял чуть боком. Потом перевёл взгляд на бутылку, трудно сглотнул слюну:

— Наливай! — Взмахнул рукой и с размаху опустился в кресло.

Я до краёв наполнил пузатый фужер и спросил равнодушно.

— За что будем пить?

— За тех, кого уже не вернёшь, — с вызовом ответил парень и в несколько глотков осушил бокал. Пощёлкал в воздухе пальцами и, примерившись, схватил кусок прессованного мяса. Исполинские челюсти заходили, издавая чавкающие звуки, перемежаемые хрустом.

Я усмехнулся.

— Где тебя учили манерам, приятель? — произнёс почти ласково.

— Мои манеры тебе не нравятся? — спросил парень, продолжая чавкать. — Некогда мне было манерам учиться. Пока вы тут изучали этикеты, мы там подыхали ради вас всех! Чтоб вы жрали и пили в своё удовольствие!

— А позвольте узнать, — тем же ласковым тоном продолжил я. — Где вы изволили подыхать? Что-то я не слыхал, чтобы в Солнечной системе кто-то воевал. Последний вооружённый конфликт был на Ганимеде, если мне не изменяет память, в две тысячи триста пятнадцатом году. Вы, случайно, не там проливали свою драгоценную кровь?

Парень изо всех сил таращил на меня правый глаз, левый был прищурен, словно неживой. Но он уже понял, что я его нисколько не боюсь, и наконец оставил эту затею. Опустил голову и о чём-то думал несколько секунд.

— Так ты хочешь знать, где я воевал? Где я оставил своих друзей?

Я молча кивнул. Не очень энергично, но достаточно красноречиво. Парень покосился на бутылку, судорожно сглотнул и снова посмотрел на меня.

— Наливай, не стесняйся! — подбодрил я.

Он молча кивнул и лихо наполнил свой фужер.

— За победу!

— Ну-ну, — молвил я, отворачиваясь.

Послышался шумный вдох, затем утробный клёкот, потом вилка царапнула о фарфор, и наконец я услыхал знакомое чавканье. Лишь после этого я вновь посмотрел на своего непрошенного гостя.

— Ну, рассказывай.

— О чём? — промычал он с набитым ртом.

— О том, где ты оставил своих друзей, а взамен получил вот это. — Я небрежно махнул рукой, и он застыл, разинув рот.

— Ты это о чём?

— Об этом! — чётко выговорил я и указал пальцем не его тщедушное тело. — Не природа же тебя наградила этой гадостью?

— Ты… ты… — лицо его задёргалось, он схватился обеими руками за стол, будто собирался опрокинуть его на меня. Но я сохранял совершенную невозмутимость — знал, что ничего страшного не случится. Ничего и не случилось. Он уже обмяк, опустил руки и уронил голову на грудь.

— Подло так смеяться над калекой. Я всё отдал ради того, чтобы вы тут жрали в своё удовольствие.

— Это уже слышал. Расскажи, что с тобой приключилось.

Парень не шевельнулся. Словно бы вся энергия ушла из него через ноги в пол.

— Скажи для начала, где ты воевал.

Он поднял палец и показал в потолок.

— Там.

Я усмехнулся.

— Ну ясно, что не под землёй. На какой планете?

— Сигма Дракона. Вторая планета от звезды, — быстро проговорил парень.

— Хотя бы. Вокруг Сигмы вращаются три планеты. Первую только начинают обживать. На третьей уже лет двадцать идёт добыча платины. А на второй неизвестная форма жизни, враждебная и таинственная.

Парень быстро поднял голову, в глазах его мелькнуло беспокойство.

— Ты что, был там?

— Знакомый рассказывал. Он там по контракту платину добывал на Альфаси. Теперь живёт на тропическом острове в Индийском океане. Говорит, больше с Земли ни ногой.

— Повезло твоему знакомому, — трагическим голосом произнёс парень. Огромная голова его качнулась и едва не свалилась на стол. — Пока он на Альфаси деньгу зашибал, мы с ребятами на Йоте подыхали. Меня исполосовали всего. Веришь ли, живого места на мне не было! — Он с надеждой посмотрел на меня. В глазах его показались слёзы.

Я сдержанно кивнул.

— Допустим. А как ты вообще жив остался? Ведь это тело не твоё. Вон, шрам на шее от уха до уха.

— Это ты верно подметил. Меня на Йоте в танкетке раздавило. Нас четверо там было. Всех в лепёшку, а у меня голова целая. А всё остальное – сплошное месиво. Не понять, где кости, а где что. Тамошние доктора, когда нас вытаскивали, блевали прямо в респираторы. Так и бросили эту танкетку вместе с телами. Отрезали мою голову и с собой забрали, а всё остальное там оставили. Потом мою голову в специальном термосе доставили на Землю, а уж тут подобрали мне другое тело. Сделали операцию и выпроводили на все четыре стороны. Живи как знаешь!

— Что, и пенсию не назначили?

— Пенсию?.. — протянул парень, словно припоминая. — Пенсию назначили… Только посмотрел бы я, как они на эти гроши проживут.

— А я слышал, что бывшим разведчикам выплачивают приличную компенсацию, а потом выдают пожизненный пенсион.

Парень вскинул голову.

— Ну-да! Стал бы я побираться здесь, если бы у меня были деньги! — и снова потянулся к бутылке.

— Послушай, — фыркнул я, — чего у тебя тело такое хилое? Не могли, что ли, лучше подобрать? Небось, сила-то уже не та?

Парень желчно улыбнулся.

— Это ты верно подметил. Тело у меня не ахти какое. Зато мне теперь меньше жратвы требуется. Раньше я знаешь как метелил! Мне тройную пайку выдавали, и всё было мало. Сколько я на эту жратву денег извёл – страшно подумать! Зато теперь съел пару бутербродов – и сыт.

Я едва не рассмеялся. Пора кончать эту комедию. Я отодвинул от себя тарелку и прижался спиной к мягкой полукруглой спинке кресла.

— Чему ты лыбишься, гад? — с угрозой произнёс парень. Крошечные кулачки его сжались, он весь подался вперёд и выглядел довольно комично.

— Просто я тебе нисколечко не верю, — произнёс я очень спокойно. — Видел я ребят, вернувшихся с Йоты. Там сумасшедшая радиация. Они все лысые, волосы-то выпадают уже через месяц. И кожа у них голубая и дряблая. А у тебя вон какая густая шевелюра. Не был ты на Йоте. Заливай кому-нибудь другому.

Парень медленно поднялся. Губы его затряслись.

— Я… я… ты… мне…

— Я никому не скажу, только ты не трепись больше. Выпей, вот, закуси, и иди отсюда.

Парень так же медленно опустился на место. С обречённым видом взял бутыль и вылил в фужер остатки рома. Последовал энергичный жест, запрокидывание головы и – уже знакомое чавканье. Отдышавшись, собеседник произнёс сдавленным голосом:

— Дай мне немного денег. И я уйду.

Я вытащил из кармана синюю кредитку, молча подал ему.

— Жаль мне тебя, — проговорил я печально. — Ты сам себя наказал. Ведь мог же выбрать тело и поприличнее.

Он резанул меня взглядом.

— А ты откуда знаешь, что я мог, и что не мог?

— Знаю, и точка. Про танкетку ты неудачно придумал. Танкетки используются только на третьей планете, на Йоте ты бы в ней изжарился за пять минут без термоизоляции.

Парень с беспокойством огляделся. Видно, ему было не по себе.

— Не был ты на Йоте. Ты на Альфаси добывал платину в подземной шахте. А когда пришла пора возвращаться на Землю, вам всем сказали, что на борту места на всех не хватит, и за каждый килограмм веса нужно отдать целое состояние. Вы вернулись бы домой нищими. А деньги вам всем ох как были нужны! Моему приятелю, к примеру, требовалась пересадка костного мозга. Его товарищ ослеп от радиации. У всех вас жутко болели суставы, а кровь была такая густая, что сердце разрывалось от малейшего усилия. Вот вы и решили оставить свои тела на этой гадкой планете, а на Земле купить себе новые. Это обычная практика для дальних колоний: отделят под наркозом голову от тела и везут её на Землю в специальном холодильнике. А там подбирают новое тело.

Я покрутил головой вправо-влево, словно мне воротник жал. Низко склонился над столом и произнёс шёпотом:

— Продешевил ты, брат! Надо было отдать все деньги, но получить крепкое тело. Ты сэкономил, и что? Денег у тебя нет. Здоровья тоже. И женщины тебя не любят — такого…

Мне было жаль этого кадра, и в то же самое время он вызывал у меня отвращение. Не столько глупостью своей, и даже не запредельной жадностью, а тем, что врал всем напропалую, что выдавал себя не за то, что есть. Он смотрел на меня взглядом побитой собаки, и я не выдержал. Резко поднявшись, вышел из-за стола.

— Ладно, сиди тут, а я пойду. Можешь расслабиться, за всё уплачено.

Он сделал попытку встать, но я остановил его.

— Не надо ничего говорить. Подумай хорошенько обо всём. Можно же что-нибудь сделать? Потребуй компенсацию. Судом пригрози…

Парень молчал. Я направился к выходу. В коридоре, проходя мимо зеркальной стены, я остановился. Убедившись, что никто на меня не смотрит, шагнул к блестящей поверхности и, поднеся руку к шее, приспустил воротник шерстяного свитера, который носил в любую погоду, при любых обстоятельствах. И снова, как и всегда, меня обдало жаром от вида тоненькой полоски, опоясывавшей горло. Шрама от операции давно уже не было, а полоска осталась — тонкая белая нить, словно граница света и тьмы. Казалось, что на шею накинули тугую петлю из тончайшей платины – той самой платины, которую я добывал на Альфаси долгих восемь лет. Не помогали ни всемогущие гормоны, ни тончайшая химия, ни изотопы. Все органы работали исправно, чужое сердце покорно гнало кровь по чуждым сосудам, мускулы были сильными и упругими, а скелет уверенно поддерживал голову там, где ей и положено быть. Но с полоской ничего нельзя было поделать.

Протяжно вздохнув, я поправил воротник и ощутил неудобство. Медленно обернулся и увидел в конце зеркального холла нелепую фигуру на тонких ножках с несуразно огромной головой. Помедлив, я поднял правую руку и сделал примиряющий жест. Потом повернулся и быстро зашагал прочь. Мне достаточно своих жутких воспоминаний, от которых я не избавлюсь до конца своих дней.

Александр Лаптев